3 марта 1918 года, 105 лет тому назад произошло подписание Брестского мира, которое сыграло в истории не только нашей страны, но и всей Европы огромное политическое значение. Само подписание и его результаты, о которых неустанно повторяют либералы и царебожники, нас интересует мало. Последствия эти в стратегическом отношении хорошо известны - победа красных в гражданской войне и революция в Германии. Гораздо важнее для марксистов понять сложный ход внутрипартийной борьбы вокруг Брестского мира, чтобы извлечь уроки того, как лидеры большевиков оценивали быстро изменяющуюся обстановку и реагировали на эти изменения.
Вся история партии большевиков до момента воцарения сталинской бюрократии есть история непрерывных дискуссий, споров и фракций. Каждая такая борьба заслуживает внимания современных марксистов, потому что многие революционные битвы нам придётся вести на тех же фронтах, что и большевики. В этом смысле законы развития социалистической революции неизбежно получат своё новое воплощение и форму. В такой ситуации оставаться в плену мифов советской историографии, которые с лёгкостью перешагнули через контрреволюцию в новый капитализм, является совершенно недопустимой позицие, если только вы не являетесь сектантом, для которого забота о светлом образе Сталина является сверхзадачей, которой подчинена вся агитация и пропаганда. Таким людям нам ответить нечего, так как мы занимаемся разными вещами. Некогда Ленин писал, что написание статьи - это тоже акт классовой борьбы, однако нигде у Ленина вы не найдёте, что писательская работа есть первая и главная функция рабочей партии. Наши идолопоклонники уютно чувствуют себя в интернете и совершенно не заботятся о том, чтобы заниматься конкретно политической работой с живыми людьми. Такой способ существования открывает огромные возможности для накапливания знаний, пригодных для ругани в комментариях, но совершенно закрывает дорогу этих знаний к массам. Часто эта линия поведения сопровождается чрезвычайным высокомерием. Мы не будем больше останавливаться на проблемах сектантства, которые мы неоднократно освещали в своих публикациях, и обратимся к конкретной политической борьбе в руководстве ЦК большевиков накануне подписания Брестского мира и постараемся увидеть реальную обстановку, а не мифологию сталинских методичек. Разоблачение лжи вокруг крупных политических дебатов внутри большевистской партии есть не борьба против умершего Сталина и его адептов, а борьба за воспитание кадров рабочей партии
Одной из главных проблем победившей Октябрьской революции был вопрос о мире. Империалистическая война и тогда, и сейчас делает военный вопрос одним из главных вопросов всей политической жизни. Военный вопрос не существует сам по себе. Отношение различных партий к войне есть логическое продолжение той же самой политики, которую эти партии проводят в дни мира. В конечном итоге это отношение упирается в понимание войны как средства, подчинённого функции классовой борьбы. Россия в 1917 году не была в этом смысле исключением.
В течение ряда лет Ленин доказывал, что если пролетариат придёт к власти в России, ему придётся начать революционную войну против империалистических держав. Так, в статье “Несколько тезисов”, опубликованной 13 (26) октября 1915 г., он писал, что если революция поставит пролетариат у власти в России, то она немедленно предложит мир всем воюющим при условии освобождения всех угнетённых наций. Конечно, ни одно капиталистическое правительство не приняло бы эти условия.
На вопрос, что бы сделала партия пролетариата, если бы революция поставила её у власти в теперешней войне, мы отвечаем: мы предложили бы мир всем воюющим на условии освобождения колоний и всех зависимых, угнетённых и неполноправных народов. Ни Германия, ни Англия с Францией не приняли бы, при теперешних правительствах их, этого условия. Тогда мы должны были бы подготовить и повести революционную войну, т. е. не только полностью провели бы самыми решительными мерами всю нашу программу-минимум, но и систематически стали бы поднимать на восстание все ныне угнетённые великороссами народы, все колонии и зависимые страны Азии (Индию, Китай, Персию и пр.), а также - и в первую голову - поднимали бы на восстание социалистический пролетариат Европы против его правительств и вопреки его социал-шовинистам. Не подлежит никакому сомнению, что победа пролетариата в России дала бы необыкновенно благоприятные условия для развития революции и в Азии и в Европе. Это доказал даже 1905 год
(ПСС Ленина т. 27 стр. 50-51)
Февральская революция 1917 года создала у многих руководителей большевистской партии, находящихся здесь в России, на хозяйстве в отсутствии главных лидеров партии заблуждение, будто бы в условиях, которые возникли после февральской революции, сокрушившей царизм, отношение рабочей партии к войне теперь определяется целями и задачами национальной обороны. В своей книге “Семнадцатый год”, изданной в 1925 году, до того, как история партии стала подгоняться под заказ кремлёвских начальников, Шляпников приводит следующее свидетельство:
День выхода первого номера "преобразованной" "Правды" — 15 марта 1917 года — был днём оборонческого ликования. Весь Таврический дворец, от дельцов Комитета Государственной Думы до самого сердца революционной демократии Исполкома, был преисполнен новостью: победой умеренных, благоразумных большевиков над крайними. В самом Исполкоме нас встретили ядовитыми улыбками, это был первый и единственный раз, когда "Правда" вызвала одобрение даже матёрых оборонцев либердановского толка. Когда этот номер "Правды" был получен на заводах, там он вызвал полное недоумение среди членов нашей партии и сочувствовавших нам и язвительное удовольствие у наших противников. В Петербургский комитет, в бюро ЦК и в редакцию "Правды" поступали запросы: в чём дело, почему наша газета отказалась от большевистской линии и стала на путь оборончества? Но Петербургский комитет, как и вся организация, был застигнут этим переворотом врасплох и по этому случаю глубоко возмущался и винил бюро ЦК. Негодование в районах было огромное, а когда пролетарии узнали, что "Правда" была захвачена приехавшими из Сибири тремя бывшими руководителями "Правды", то потребовали исключения их из партии.
Одним из лидеров партии в этот момент в России оказался Сталин. Отношение ЦК РСДРП и Сталина к Временному правительству выявилось на мартовском партийном совещании (заседание от 29 марта 1917 г.). Отметим, кстати, что протоколы этого совещания при Сталине оставались в спецхранах.
"Временное правительство, — говорил Сталин, — взяло фактически роль закрепителя завоеваний революционного народа. Совет рабочих и солдатских депутатов мобилизует силы, контролирует. Временное же правительство упираясь, путаясь — берет роль закрепителя тех завоеваний народа, которые фактически уже взяты им. Такое положение имеет отрицательные, но и положительные стороны: нам невыгодно сейчас форсировать события, ускоряя процесс откалывания буржуазных слоёв, которые неизбежно впоследствии должны будут отойти от нас".
"Поскольку…, — продолжал Сталин, — Временное правительство закрепляет шаги революции, постольку ему поддержка, поскольку же оно контрреволюционно, поддержка Временного правительства неприемлема".
Как реагировал на такую позицию Ленин, прибывший в Петроград в дни, когда работало мартовское партийное совещание?
Вот что говорил он на этом совещании, выступая на нем 4 апреля 1917 года:
Даже наши большевики обнаруживают доверчивость к правительству. Объяснить это можно только угаром революции. Это гибель социализма. Вы, товарищи, относитесь доверчиво к правительству. Если так, нам не по пути. Пусть лучше останусь в меньшинстве. Один Либкнехт стоит 100 оборонцев типа Стеклова и Чхеидзе. Если вы сочувствуете Либкнехту и протянете хоть палец (оборонцам) — это будет измена международному социализму.
По вопросу о выходе из империалистической войны Сталин и Каменев занимали одинаковую позицию. Это была, по существу, меньшевистско-эсеровская позиция. Откликаясь на изданное меньшевистско-эсеровским Советом воззвание к народам всего мира с призывом заставить собственные правительства прекратить бойню, Сталин писал:
Прежде всего, несомненно, что голый лозунг "долой войну!" совершенно непригоден как практический путь… Нельзя не приветствовать вчерашнее воззвание совета рабочих и солдатских депутатов… Воззвание это, если оно дойдет до широких масс, без стеснения вернёт сотни и тысячи рабочих к забытому лозунгу — "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"
(Сталин, ПСС, т.3, стр. 7).
И далее, там же:
Выход — путь давления на Временное правительство с требованием изъявления им своего согласия немедленно открыть мирные переговоры.
Ещё яснее сформулирована позиция Сталина в его статье от 17 марта, не вошедшей в собрание его сочинений. Говоря о поисках путей выхода из войны, Сталин утверждает, что выход "…заключается в том, чтобы заставить собственное правительство высказаться не только против всяких завоевательных планов…, но и открыто сформулировать волю русского народа немедленно начать переговоры о всеобщем мире на условиях полного отказа от всяких завоеваний с обеих сторон и права наций на самоопределение".
Из выступления Ленина на том же мартовском партийном совещании явствует, как относился он к сталинско-каменевской позиции:
"Правда" требует, — говорил Ленин, — от правительства, чтобы оно отказалось от аннексий. Требовать от правительства капиталистов, чтобы оно отказалось от аннексий, — чепуха, вопиющая издёвка. Воззвание Совета рабочих депутатов? — Там нет ни одного слова, проникнутого классовым сознанием. Там сплошная фраза.
Напоминаем, что хотя речь Ленина на мартовском совещании опубликована, но протоколы мартовского совещания всё ещё засекречены, и широкому читателю невдомёк, что ленинская критика направлена против Сталина.
Примиренческую позицию по отношению к меньшевикам Сталин занял сразу после приезда из ссылки. Вплоть до возвращения Ленина и победы ленинской точки зрения Сталин был сторонником объединения с меньшевиками по вопросу о поддержке временного правительства.
Краткий ход революции 1917 года, описанный нами в статье "Октябрьская революция. Значение и уроки" — слишком большая тема, чтобы успеть осветить ещё и её. Скажем здесь только, что именно борьба за немедленное прекращение войны стала одним из условий победы революции в Октябре 1917 года.
Первоначальный план Совета Народных Комиссаров, который видится из декрета о мире, представляется как попытка немедленного прекращения войны всеми воюющими сторонами без аннексий и контрибуций.
На этот призыв все отреагировали по-разному. Антанта, которая в этот период вообще не воспринимала большевиков как реальную силу, предпочитала игнорировать не только предложения мира, но и любые попытки советской власти вступить в контакт с представителями Антанты.
Александр Чубарьян, друг и соратник гражданина Мединского по Российскому историческому обществу и возглавляющий ныне Институт всеобщей истории РАН, излагающий в своей книге “Брестский мир” ставшую канонической версию событий вокруг Брестских переговоров, приводит следующее свидетельство:
В конце ноября 1917 года в Париже собралась межсоюзная конференция стран Антанты, на которой обсуждался "русский вопрос"… Конференция подтвердила решение ни в какие переговоры и контакты с Советской властью не вступать и поддержать антисоветские силы в их борьбе за реставрацию в России.… Встретив враждебное отношение стран Антанты, Центральный Комитет большевистской партии и Советское правительство приняли решение начать переговоры с представителями германо-австрийского блока
К слову о Чубарьяне: многие сталинисты даже и не подозревают, что, пересказывая версию событий 1918 года, в которой Ленин и Сталин пытаются перебороть недисциплинированного и самовольного Троцкого, пользуются версией, изложенной в 1963 году при их “любимом” Хрущёве.
Итак, большевикам удалось договориться о переговорах с Германией и Австро-Венгрией. Почему же Германия так легко согласилась на переговоры с развалившейся Россией? Ответ прост. После фактического поражения в битве при Вердене летом 1916 года германский генеральный штаб (OHL) пережил серьёзные кадровые перестановки. На место Эриха фон Фалькенхайна встал Пауль фон Гинденбург вместе со своим неизменным заместителем Эрихом Людендорфом, который в короткий срок, будучи всего лишь генерал-квартирмейстером, превратился в фактического диктатора Германии. На место стратегии перемалывания живой силы противника за счёт битвы на истощение пришла стратегия выжидания шанса для решающего сражения с целью нанести чудовищный удар на западном фронте до того, как в войну в полную силу вступят США. Перед Германией стояла задача ударить по Франции, взять Париж и закончить войну раньше, чем в окопы на Западе придут сотни тысяч свежих американцев. Таков был план Людендорфа. После совершенно неожиданной для немцев Октябрьской революции Людендорф засел за подготовку решающего наступления на западном фронте весной 1918 года. Ориентировочное начало наступления - март. Помимо новой тактики штурмовых отрядов, наступающих под прикрытием вала артиллерийского огня, химического оружия и танков A7V, Людендорфу нужен был решающий перевес над союзниками в живой силе. Единственный источник таких людских ресурсов - восточный фронт, который предполагалось свернуть как можно раньше. Но почему Людендорф не хотел мира без аннексий и контрибуций? Всё дело в продовольствии. Зима 1916-1917 года в немецкой истории известна как "брюквенная зима". В Германии попросту заканчивалось продовольствие. Продолжение войны, таким образом, могло быть обеспечено только лишь за счёт разграбления оккупированных территорий Российской империи и прежде всего Украины.
Ситуация в Австро-Венгрии была к этому моменту совершенно катастрофической. Голод из угрозы превратился в реальность. Австрия не выдерживала войны и нуждалась в десятках тысяч вагонов зерна, которые обеспечили бы ей возможность существовать хотя бы до того, как у крестьян к концу весны появится возможность вырастить что-либо у себя на огороде. Позиция австро-германского блока, таким образом, диктовалась необходимостью оставить за собой обширные с/х территории как можно быстрее. Но большевики этого не знают. Они видят только нарастающее революционное брожение в воюющих странах. Так, например, в одной только Австрии в январе 1918 года во всеобщей забастовке участвует 1.000.000 рабочих; они вышли под лозунгом "Хотим как в Петрограде".
Напомним читателю, что в России того времени всё ещё господствует старый календарь и потому мы вынуждены приводить все даты по старому и новому стилю до февраля 1918 года.
Напомним, что необходимость заключения мира диктовалась отнюдь не только хозяйственным упадком России. В статье о Красной Армии мы приводили общее состояние российской армии в началу 1918 года. Проходя мимо подробностей, с которыми вы можете ознакомиться в главе “Революционное наследство”, мы зафиксируем только краткий вердикт - армии у РСФСР нет.
9 (22) декабря в Брест-Литовске начались уже сами мирные переговоры. Руководителем большевистской делегации был нарком иностранных дел Троцкий. Его сопровождал Карл Радек, только что приехавший в Россию и являвшийся редактором немецкой газеты Die Fackel ("Факел"), которая распространялась в немецких окопах. Прибыв в Брест-Литовск, Радек на глазах офицеров и дипломатов Германии, собравшихся на перроне для встречи советской делегации, начал распространять революционные брошюры среди немецких солдат.
14–15 (27–28) декабря командированный германской ставкой генерал Макс Гофман, прекрасно знавший русский язык. зачитал проект жёсткого аннексионистского мирного договора. Реакция большевиков, чья позиция на данный момент диктовалась декретом о мире, призывающим прекратить войну без аннексий и контрибуций, оказалась для немцев совершенно неожиданной. Советская делегация, состоящая из представителей всех партий Октябрьского восстания и рабочих-представителей крупных заводов Москвы и Петрограда, немедленно поспешила покинуть мирные переговоры.
Ситуация изменилась самым решительным образом. Вместо мира без аннексий Советской России теперь пытались навязать мир с аннексиями и контрибуциями. Это неизбежно поставило перед советской властью вопрос: что делать?
Руководство большевиков раскололось на 2 лагеря - лагерь сторонников подписания “похабного мира” и лагерь продолжения революционной войны.
В критических ситуациях Ленин имел обыкновение выражать свои взгляды в сжатой форме тезисов. Теперь, столкнувшись с совершенно новой ситуацией, требующей, по его мнению, радикальной смены стратегии, он сделал то же самое. 7 (20) января 1918 г. он написал “Тезисы по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира” (ПСС ЛЕНИНА. т. 35 ст. 243). Этот документ действительно заслуживает того, чтобы с ним ознакомиться. Это поможет понять позицию Ленина в условиях, когда вместо немедленного мира Советской России пытаются навязать кабальные условия прекращения войны. Эти тезисы содержат 21 пункт, и каждый из них разоблачает позицию сторонников революционной войны.
В отличии от наших сталинистов, вроде журнала “Прорыв”, которые рассказывают, что, оказывается, к марту 1918 была создана армия и Троцкий пришёл на все готовенькое, В.И. Ленин дает следующую характеристику:
14. Нет сомнения, что наша армия в данный момент и в ближайшие недели (а вероятно, и в ближайшие месяцы) абсолютно не в состоянии успешно отразить немецкое наступление, во-1-х, вследствие крайней усталости и истомления большинства солдат, при неслыханной разрухе в деле продовольствия, смены переутомлённых и пр.; во-2-х, вследствие полной негодности конского состава, обрекающей на неминуемую гибель нашу артиллерию; в-З-х, вследствие полной невозможности защитить побережье от Риги до Ревеля, дающей неприятелю вернейший шанс на завоевание остальной части Лифляндии, затем Эстляндии и на обход большой части наших войск с тыла, наконец на взятие Петрограда.
15. Далее, нет также никакого сомнения, что крестьянское большинство нашей армии в данный момент безусловно высказалось бы за аннексионистский мир, а не за немедленную революционную войну, ибо дело социалистической реорганизации армии, влития в нее отрядов Красной гвардии и пр. только-только начато.
Ленин выступает за немедленное подписание мира на условиях Германии, обосновывая это прежде всего тем, что выжить для революции сейчас важнее, чем в погоне за хлёсткой революционной фразой без какой-либо к тому надобности погибнуть за сказочку о революции в Европе.
18. При таком положении дела было бы совершенно недопустимой тактикой ставить на карту судьбу начавшейся уже в России социалистической революции только из-за того, начнется ли германская революция в ближайший, кратчайший, измеряемый неделями срок. Такая тактика была бы авантюрой. Так рисковать мы не имеем права.
Ленин, к сожалению, встретил очень жёсткое сопротивление в партийных рядах. Его сторонники октябрьских дней были в целом удивлены и шокированы его позицией. Поразительно, что выступавшие против Ленина в дни Октября теперь перешли на его сторону. Самым крайним энтузиастом немедленного мира был Зиновьев, тогда как левые, поддерживавшие Ленина во время Октябрьского восстания, практически единодушно выступали против его мирной политики. Позицию мира также занял и Сталин, который, как мы помним, в марте 1917 года отстаивал поддержку временного правительства.
Первое официальное обсуждение тезисов Ленина состоялось на заседании ЦК 8 (21) января, на котором также присутствовал ряд менее крупных партийных деятелей.
Широкие слои партии, включая подавляющее большинство Петербургского комитета и Московского областного бюро, стояли за революционную войну. Взгляды многих рядовых можно было выразить фразой Осинского (Оболенского), члена Московского областного бюро: "Я стою на старой позиции Ленина".
На этом же совещании Троцкий, прибывший из Брест-Литовска, докладывает обстановку, которую он только что видел в немецких войсках. Здесь Ленин начинает жёстко отстаивать позицию немедленного мира и обнаруживает по результатам голосования страшное: 32 против 15 выступают за революционную войну. Видя, как будущее революции вот-вот будет брошено к ногам германского империализма, Троцкий поспешил сделать иное предложение —“Ни мира, ни войны”. Мы будем затягивать переговоры настолько долго, насколько возможно, не подписывая мир, а в случае атаки немцев немедленно его подпишем. "Мы воевать не можем, - говорил Троцкий, - но могут ли воевать немцы? Брожение, которое начинается в Германии, может заблокировать планы империалистов. В случае, если же всё-таки немцы сумеют на нас наступать, мы подписываем мир". Итог:
1. Мир подписан со штыками
2. Рабочие всего мира сочувствуют нам
3. Легенда о связи большевиков с немцами, которая тиражируется в англо-американской прессе - похоронена.
Многие люди, к сожалению, учатся только на собственном опыте. Ленин понимал это, как никто другой, и в течение всего 1917 года тактика большевиков состояла в том, чтобы демонстрировать вождей эсеров и меньшевиков для рабочих масс в деле. “Не хотите по-нашему? Давайте делать по-вашему, и вы увидите, что правы мы”.
Центр борьбы Ленина с сего дня и до самого подписания Брестского мира лежит против сторонников революционной войны.
Приведённые выше тезисы были прочтены мной перед небольшим частным совещанием партийных работников 8 января 1918 года. Обсуждение их показало три мнения в партии по данному вопросу: около половины участников высказалось за революционную войну (эту точку зрения иногда называли "московской", ибо её раньше других организаций приняло Московское областное бюро нашей партии); затем около четверти за т. Троцкого, предлагавшего "объявить состояние войны прекращённым, армию демобилизовать и отвести по домам, но мира не подписывать", и, наконец, около четверти за меня.
Создавшееся положение дел в партии чрезвычайно напоминает мне положение дел летом 1907 года, когда огромное большинство большевиков было за бойкот III Думы, когда я защищал участие в ней, наряду с Даном, и подвергался за это ожесточённейшим нападкам за свой оппортунизм. Объективно, вопрос стоит теперь, равным образом, вполне аналогично: как и тогда, большинство партийных работников, исходя из самых лучших революционных побуждений и лучших партийных традиций, дает увлечь себя "ярким" лозунгом, не схватывая новой общественно-экономической и политической ситуации, не учитывая изменения условий, требующего быстрого, крутого изменения тактики. И весь мой спор, как и тогда, приходится сосредоточить на выяснении того, что марксизм требует учета объективных условий и их изменения, что надо ставить вопрос конкретно, применительно к этим условиям, что коренная перемена состоит теперь в создании республики Советов России, что выше всего и для нас и с международно-социалистической точки зрения сохранение этой республики, уже начавшей социалистическую революцию, что в данный момент лозунг революционной войны со стороны России означал бы либо фразу и голую демонстрацию, либо равнялся бы объективно падению в ловушку, расставляемую нам империалистами, которые желают втянуть нас в продолжение империалистской войны, как слабую пока ещё частичку, и разгромить возможно более дёшевым путем молодую республику Советов.
Я стою на старой позиции Ленина", - воскликнул один из молодых москвичей (молодость - одно из самых больших достоинств, отличающих эту группу ораторов). И тот же оратор упрекал меня за то, что я, дескать, повторяю старые доводы оборонцев насчёт невероятности революции в Германии.
В том-то и беда, что москвичи хотят стоять на старой тактической позиции, упорно не желая видеть, как изменилась, как создалась новая объективная позиция.
(ПСС ЛЕНИНА т. 35 ст. 253-354)
Вечером того же дня, 21 января, увидев, что “около половины” ЦК не поддерживает объективную необходимость подписания мира, Ленин корректирует свою позицию и делает добавление к тезисам, указанным выше. Он добавляет 22 пункт, который гласит:
22. Массовые стачки в Австрии и в Германии, затем образование советов рабочих депутатов в Берлине и в Вене, наконец начало 18-20 января вооружённых столкновений и уличных столкновений в Берлине, всё это заставляет признать, как факт, что революция в Германии началась.
Из этого факта вытекает возможность для нас ещё в течение известного периода оттягивать и затягивать мирные переговоры (выделено “Милитант”).
(ПСС ЛЕНИНА. т. 35 ст. 251.)
Это была позиция Ленина на 8 (21) января 1918 года.
Через три дня, 11 (24) января 1918 года, большевики вновь обсуждают вопрос о мире. Протоколы этих заседаний сохранились благодаря тетрадям большевички Стасовой, которые опубликованы и в данный момент доступны любому, кто хочет знать объективную картину, а не суррогат сталинских учебников. Добавим, что здесь указывается на наличие некоторых разночтений в сравнении с тем, что будет опубликовано в качестве официальных протоколов из секретного архива ЦК ВКП(б).
Принять диктат кайзера, утверждал Бухарин, означало бы нанести удар в спину немецкому и австрийскому пролетариату. По мнению Урицкого, Ленин подходил к проблеме "с точки зрения России, а не с международной точки зрения". Ломов утверждал, что "заключением мира мы капитулируем перед германским империализмом". От имени петроградской организации Косиор резко осудил позицию Ленина.
Перейдём к лагерю мира. Самыми решительными сторонниками мира были Зиновьев, Каменев, Свердлов, Сталин и Сокольников. Сталин сказал: "Нет никакого революционного движения на Западе, ничего не существует, есть только потенциал, а на потенциал мы не можем рассчитывать". Зиновьев же не видел оснований ожидать революции на Западе. Неважно, говорил он, что мирный договор ослабит революционное движение на западе: "конечно... мир усилит шовинизм в Германии и на время ослабит движение повсюду на западе".
Ленин поспешил отречься от слов своих двух неуклюжих сторонников, которые пытались превратить его позицию в чисто российскую точку зрения и неверие в революцию на Западе.
Тов. Ленин указывает, что он не согласен в некоторых частях со своими единомышленниками Сталиным и Зиновьевым. С одной стороны, конечно, на Западе есть массовое движение, но революция там ещё не началась. Однако если бы в силу этого мы изменили бы свою тактику, то мы явились бы изменниками международному социализму.
Нам важно задержаться до появления общей социалистической революции, а этого мы можем достигнуть, только заключив мир.
( Протоколы Центрального комитета РСДРП. Август 1917 - февраль 1918 ст. 205 )
Ленин ни на минуту не забывал о революционном потенциале Запада.
Сторонники революционной войны указывают, что это вовлечёт нас в гражданскую войну с немецким империализмом и таким образом мы пробудим революцию в Германии. Но Германия только беременна революцией, а мы уже родили вполне здоровое дитя, социалистическую республику, которую мы можем убить, если начнем войну.
По поводу позиции Троцкого “Ни мира не войны” Ленин говорит: "То, что предлагает т. Троцкий — прекращение войны, отказ от подписания мира и демобилизация армии — это интернациональная политическая демонстрация. Своим уводом войск мы достигаем того, что отдаём немцам Эстляндскую социалистическую республику… Подписывая мир, мы, конечно, предаём самоопределившуюся Польшу, но мы сохраняем социалистическую Эстляндскую республику и даём возможность окрепнуть нашим завоеваниям".
Троцкий не спорит с этим и добавляет:
Своим отказом подписать мир, демобилизацией армии, мы заставляем обнаружить то, что есть, так как немцы будут наступать именно при нашей демобилизации. Этим мы ясно покажем германским соц.-дем., что нет игры с заранее распределёнными ролями. Не могли мы нащупать и того, насколько велики силы сопротивления Германии, так как немцы не знают печатных условий мира, германская цензура фальсифицирует переговоры. Тов. Стучка предлагал, чтобы мы предложили немцам третейский суд, и мне кажется это приемлемым, как новая оттяжка в переговорах, в случае их отказа мы прерываем переговоры, но заявляем, что воевать не будем.
Однако понимая, что ситуация трёхдневной давности рискует повториться, Ленин обнаруживает, что Бухарин готов уступить, но не по вопросу мира, а по вопросу затягивания переговоров, т.е. по тому, что предлагал Троцкий. Ленин не предлагает мир, он предлагает затягивать переговоры.
Предложение Ленина затягивать переговоры проходит: 12 против 1.
Ленин добавляет:
“При этом затягиваем мир прелиминарный в мир постоянный хотя бы путем уплаты 1 000 000 000.
Бухарин. Решать ли демонстрацию. (Так и в тексте.)”
Затем на голосование ставится позиция демонстрации — позиция Троцкого “Ни мира ни войны”.
За — 9, против 7. Предложение товарища Троцкого принято.
Здесь те, кто публикует протоколы, делают сноску, что по материалам статьи т. Овсянникова (Собрание сочинений Ленина т. XV), надо полагать, изданном при Сталине — ошибочно приводятся цифры “9 против 9”. Маленькая ошибка или же сознательная фальсификация, как это всегда было принято в сталинской школе фальсификации, становится фундаментом построения гигантского мифа.
Итак, руководитель делегации Троцкий имеет от ЦК следующее решение:
1. Переговоры затягиваем;
2. Армию демобилизуем, мир не подписываем.
В строгом соответствии с этой руководящей инструкцией Троцкий и едет в Брест, чтобы устроить там политическую демонстрацию. Подписывать мир, несмотря на всё желание Ленина, ЦК не мог поручить Троцкому, так как это означало бы, скорее всего, провал голосования за мир.
Была ли возможность у Ленина настоять без политической демонстрации на подписании абсолютно необходимого мира?
Для этого необходимо рассмотреть обстановку, которая складывалась в партийных комитетах снизу. Воспользуемся для этого материалами приложений к тем же самым протоколам ЦК РСДРП.
(15) января группа членов ЦК и наркомов выступила с заявлением с требованием немедленного созыва партийной конференции, в котором говорилось:
"В случае подписания мирного договора... без созыва такой конференции нижеподписавшийся считает необходимым, оставить такие ответственные посты в партийных и правительственных органах, какие они могут занимать".
Подписали: "Член ЦК РСДРП Г. Оппоков (А. Ломов); нарком В. Оболенский (Н. Осинский); В. Яковлева, Шевердин, Н. Крестинский, В. Смирнов, М. Васильев, М. Савельев; комиссар Госбанка Георгий Пятаков; Член Уральского обкома и ЦИК "Преображенский".
В тот же день Исполнительная комиссия Петербургского комитета партии выступила с разоблачением мирной политики Ленина, охарактеризовав её как:
…отречение от наших позиций на глазах у грядущей международной революции и верная гибель нашего авангарда революции … Если политика мира будет продолжена … это грозит расколом нашей партии. Учитывая всё это, Исполнительная комиссия требует от имени петербургской организации немедленного созыва особой партийной конференции.
11 (24) января Московский комитет партии единогласно принял резолюцию, резко осуждающую ленинскую политику мира.
Принятие условий, продиктованных немецкими империалистами, идёт вразрез со всей нашей политикой революционного социализма, объективно означало бы отказ от последовательной линии интернационального социализма как во внешней, так и во внутренней политике и могло бы привести к оппортунизму самого худшего толка.
Шесть недель в большевистской партии происходили острые внутренние дебаты, которые, как и в предыдущие кризисы, едва не раскололи её. 21 января (3 февраля) состоялась специальная конференция, но она не пришла к однозначному выводу. Когда был поставлен решающий вопрос: "Должен ли быть подписан мир, если будет получен германский ультиматум?", подавляющее большинство воздержалось.
Оппозиция ленинской мирной политике теперь широко распространилась в массах. В феврале состоялся референдум мнений 200 советов. Из них большинство — 105 — проголосовало за войну против Германии. В советах промышленных городов большинство сторонников войны было подавляющим. Только два крупных совета - Петроградский и Севастопольский - были зарегистрированы как сторонники мира. С другой стороны, некоторые крупные центры (например, Москва, Кронштадт, Екатеринбург, Харьков, Екатеринослав, Иваново-Вознесенск) подавляющим большинством проголосовали против политики Ленина. Из 42 советов губернских городов, с которыми были проведены консультации, 6 высказались за мир, 20 — за войну; 88 уездных городов и сел выбрали мир, 85 — войну.
Когда партийное руководство пришло в замешательство, Троцкий продолжил свою политику проволочек. 29 января (10 февраля) он прервал переговоры с Центральными державами, заявив, что хотя Россия отказывается подписать аннексионистский мир, она также объявляет войну оконченной в строгом соответствии с решением.
10 февраля Троцкий во главе советской делегации в Бресте разорвал переговоры с Германией; это, по версии сталинистов, вызывало ярость Ленина и других членов большевистского руководства, и из-за этого будто даже пытались отменить решение о демобилизации армии. Это ложь, сознательно тиражируемая поклонниками Сталина. Так, 14 февраля 1918 года Троцкий отчитывался перед ВЦИК о своих действиях во главе мирной делегации в Бресте. В заключение он сказал:
Я не хочу сказать, что о дальнейшем наступлении немцев на нас не может быть и речи. Такое заявление было бы слишком рискованным, учитывая могущество германской империалистической партии. Но я думаю, что той позицией, которую мы заняли по этому вопросу, мы сделали любое продвижение вперёд очень затруднительным делом для немецких милитаристов.
По итогам речи, в которой было сказано и о прекращении переговоров, и о демобилизации армии, Я.М. Свердлов от имени президиума ВЦИК (коллективный глава государства) вносит следующее предложение:
Заслушав и обсудив доклад мирной делегации, ЦИК вполне одобряет образ действий своих представителей в Бресте.
ЦИК глубоко убеждён в том, что рабочие-социалисты всех стран вместе с трудящимся классом России признают полную правильность той политики, которую в течение всего времени переговоров вела в Бресте делегация российской социалистической революции.
18 февраля немцы возобновили военное наступление. ЦК собрался снова. На этот раз предложение Ленина немедленно предложить мир было отклонено 7 голосами против 6. Троцкий голосовал против. Почему? Он всё ещё не был уверен в том, что германское наступление действительно началось. Троцкий считал, что это провокация и пока ещё нет оснований к тому, чтобы вновь приступать к переговорам. Однако, когда вечером того же дня стало ясно, что немцы шутить не намерены, ЦК собрался повторно. Пришло известие, что немцы захватили Минск и продвигаются на Украину, по-видимому, не встречая сопротивления. Центральный Комитет принял резолюцию "немедленно направить германскому правительству предложение о немедленном заключении мира"; 7 (Ленин, Смилга, Сталин, Свердлов, Сокольников, Зиновьев и Троцкий) голосовали за эту резолюцию и 5 (Урицкий, Иоффе, Ломов, Бухарин, Крестинский) против; воздержался 1 (Стасова).
К беспорядку в рядах руководства добавился ещё один фактор. 22 февраля Троцкий доложил в ЦК о предложении Франции и Англии оказать военную помощь России в войне против Германии. Ленина в этот день на заседании ЦК не было. Большинство "левых коммунистов" было принципиально против принятия помощи из таких империалистических кругов. Троцкий ясно высказался за принятие помощи из любого источника.
Аргументы "левых коммунистов" не выдерживают критики. Государство вынуждено делать то, чего не сделала бы партия. Конечно, империалисты хотят воспользоваться нами, и если мы слабы, они это сделают; если мы сильны, мы этого не допустим
Троцкий настоял:
Как партия социалистического пролетариата, находящаяся у власти и ведущая войну против Германии, мы мобилизуем все средства, одновременно объявляя войну оконченной через государственные учреждения, чтобы наилучшим образом вооружить и снабдить нашу революционную армию всеми необходимыми средствами. и для этой цели мы получаем их, где можем, в том числе и от капиталистических правительств. При этом Российская социал-демократическая рабочая партия сохраняет полную самостоятельность в своей внешней политике, не дает никаких политических обязательств капиталистическим правительствам и рассматривает их предложения в каждом отдельном случае по мере целесообразности.
Ленин, не присутствовавший на заседании ЦК, внес в протокол заседания следующее заявление: "Прошу добавить мой голос за взятие картофеля и оружия у англо-французских империалистических разбойников".
В конце концов, однако, из предложения помощи со стороны Великобритании и Франции ничего не вышло. Большевики, впрочем, и не рассчитывали, что из этого что-то выйдет.
22 февраля был получен ответ Германии на мирное предложение России. За этим последовал бунт в большевистской партии. Когда стали известны суровые немецкие условия и Петербургский комитет, и Московское областное бюро объединились, чтобы выступить против мирной политики Ленина ещё резче, чем до сих пор. В тот же день Бухарин решил выйти из ЦК и с поста редактора "Правды". Следующие лица совместно подали в отставку со всех занимаемых ими ответственных постов и сохранили за собой право "свободно агитировать как внутри партии, так и вне её": Ломов, Урицкий, Бухарин и Бубнов (члены ЦК); В.М. Смирнов, Яковлева, Пятаков, Стуков и Покровский из Московского областного бюро и Спунде из Петрограда. Заявление, сопровождавшее отставку, было резким осуждением политики Ленина:
Передовой отряд международного пролетариата капитулировал перед международной буржуазией. Доказывая всему миру слабость диктатуры пролетариата в России, она наносит удар делу международного пролетариата...
Сдача позиций пролетариата за границей неизбежно подготавливает сдачу и внутри страны.
21 февраля Ленин начал публичную кампанию в прессе за свою политику мира, опубликовав в "Правде" статью под названием "Революционная фраза" . Он был безжалостен в своей критике "левых коммунистов" выступавших за революционную войну :
… революционная фраза о революционной войне может погубить нашу революцию. Под революционной фразировкой мы понимаем повторение революционных лозунгов независимо от объективных обстоятельств при данном повороте событий.
Большевики должны признать тот факт, что "старой армии не существует". Новая армия только рождается.
Ленину часто приходилось повторять основное положение марксизма о том, что нельзя отождествлять конкретное с общим, что конкретное не тождественно абстрактному. Как он писал в своей статье в "Правде" от 25 февраля "Тяжелый, но необходимый урок":
Бесспорно, что "в каждой стачке таится гидра социальной революции". Но глупо думать, что мы можем прямо шагнуть от стачки к революции. Если мы "делаем ставку на победу социализма в Европе" в том смысле, что мы гарантируем народу, что европейская революция вспыхнет и обязательно победит в ближайшие недели, во всяком случае до того, как немцы успеют дойти до Петрограда, Москвы или Киева, пока они не успеют "добить" наш железнодорожный транспорт, мы выступим не как серьёзные революционеры-интернационалисты, а как авантюристы.
23 февраля ЦК обсудил новые немецкие условия. Согласно им, Советская Россия должна была потерять всю территорию Прибалтики и часть Белоруссии; предлагалось также сдать Турции города Марз, Батум и Ардаган. В условиях ультиматума Россия должна была бы немедленно полностью демобилизовать армию, вывести войска из Финляндии и Украины и заключить мир с Украинской Народной Республикой, т. е. с буржуазно-националистической Центральной Радой. Германское правительство потребовало принятия изложенных им условий в течение 48 часов, немедленной отправки полномочных представителей в Брест-Литовск и подписания мира в трёхдневный срок.
Ленин настаивал на том, чтобы условия были приняты, и единственный раз в истории своей партийной жизни пригрозил уйти со всех постов в правительстве и партии. Члены ЦК реагировали по-разному. Ломов был непреклонен. "Если Ленин угрожает отставкой, бояться нечего. Мы должны взять власть без В.И. [Ленина]. Мы должны идти на фронт и делать всё, что в наших силах".
Троцкий в этой ситуации всё ещё надеялся, что можно подписать мир на старых условиях, однако в этой ситуации он не стал выступать против Ленина. Его позиция воздержаться по вопросу о голосовании была продиктована прежде всего необходимостью утянуть на свою сторону колеблющихся Дзержинского, Иоффе и Крестинского, которые в противном случае скорее всего выступили бы против мира.
По поводу новых условий и необходимости немедленного принятия германских условий Троцкий сказал:
Мы не можем вести революционную войну, когда партия расколота... Доводы В.И. [Ленина] далеко не убедительны: если бы мы все были единомышленниками, мы могли бы взяться за организацию обороны и могли бы справиться. Наша роль была бы неплоха, даже если бы нам пришлось сдать Петр и Москву. Мы бы держали в напряжении весь мир. Если мы сегодня подпишем германский ультиматум, завтра у нас может быть новый ультиматум. Всё сформулировано так, чтобы оставить возможность для дальнейших ультиматумов. Мы можем подписать мир; и потерять опору среди передовых элементов пролетариата, во всяком случае деморализовать их.
Почему Троцкий занял такую позицию? Было ли это результатом независимости Троцкого и его самовольности?
Поскольку сталинская историография до неузнаваемости преувеличивает разногласия между Лениным и Троцким в отношении переговоров в Брест-Литовске, важно уточнить позицию Троцкого.
На протяжении всей дискуссии о Брест-Литовске не было ни малейшего разногласия между Лениным и Троцким о невозможности революционной войны. Так, например, в речи 8 (21) января Троцкий сказал: "Ясно как день, что если мы будем вести революционную войну, мы будем свергнуты".
Было очевидно, что продолжать войну невозможно. На этот счёт между мной и Лениным не было и тени разногласия. Мы оба одинаково недоумевали по поводу Бухарина и других апостолов "революционной войны". Но был и другой вопрос, не менее важный. Как далеко могло зайти правительство Гогенцоллернов в своей борьбе против нас? ... Мог ли Гогенцоллерн послать свои войска против революционеров, желавших мира? Как повлияла Февральская, а затем и Октябрьская революции на немецкую армию? Как скоро проявится какой-либо эффект? На эти вопросы пока нельзя было дать ответа. Мы должны были попытаться найти его в ходе переговоров. Соответственно, нам пришлось откладывать переговоры, насколько это было возможно.
Это полностью соответствует заявленной позиции Ленина 21 января 1918 года.
Предложенная Лениным тактика мирных переговоров в Брест-Литовске оказалась верной на практике. Это, однако, не означает, что позиция Троцкого неизбежно была неправильной. Возможно, предложенная им тактика "ни войны, ни мира" сработала бы. Из воспоминаний Людендорфа и различных заявлений немецких представителей в Брест-Литовске видно, что австрийские и немецкие руководители колебались, прежде чем начать наступление на Россию.
Австрийская монархия была почти в отчаянии. 4 (17) января министр иностранных дел Австрии Оттокар Чернин получил послание от австрийского императора, в котором говорилось:
Я должен ещё раз убедительно внушить вам, что вся судьба монархии и династии зависит от скорейшего заключения мира в Брест-Литовске... Если мира в Бресте не будет заключено, будет революция.
Пока Троцкий был на пути в Брест-Литовск, 15 (28) января по Германии и Австрии прокатилась волна забастовок и восстаний. Советы были сформированы в Берлине и Вене. Крик подхватили Гамбург, Бремен, Лейпциг, Эссен и Мюнхен. "Вся власть Советам" было слышно на улицах Большого Берлина, где полмиллиона рабочих бросили инструменты. Во главе требований стояло скорейшее заключение мира без аннексий и контрибуций, на основе самоопределения народов в соответствии с принципами, сформулированными самим Троцким в Брест-Литовске, с участием делегатов от рабочих всех стран в мирных переговорах.
Австрийцев в их попытках добиться безусловного мира поддерживали болгары и турки и, что ещё важнее, министр иностранных дел Германии барон фон Кюльман и премьер-министр фон Гертлинг.
Из мемуаров генерала Людендорфа и стаст-секретаря МИД Германии Кюльмана стало ясно, что в течение нескольких дней существовало равновесие между партией войны, возглавляемой немецким генеральным штабом (Гинденбург, Людендорф, Гофман), и партией мира, возглавляемой фон Кюльманом и канцлером Гертлингом. Последний неоднократно доказывал, что обстановка в тылу не допускает военного наступления на русских. Но немецкое верховное командование оставалось непреклонным и в конце концов при поддержке кайзера одержало победу. Мы не будем здесь приводить все имеющиеся свидетельства с немецкой стороны, но в случае необходимости подробно приведём их в отдельном сочинении.
Таким образом, позиция Троцкого во время брестских переговоров основывалась не на чистом идеализме, а на значительной доле реализма. Когда события после подписания мира показали, что Ленин был прав с самого начала, Троцкий честно признал это. 3 октября 1918 г. на заседании ЦИК он заявил:
Считаю своим долгом сказать в этом авторитетном собрании, что, когда многие из нас, в том числе и я, сомневались в допустимости для нас подписания Брест-Литовского мира, только товарищ Ленин упорно, с поразительной прозорливостью, утверждал: и против нашей оппозиции, что мы должны пройти через это, чтобы продержаться до революции мирового пролетариата. Теперь мы должны признать, что были неправы.
Разногласия между Лениным и Троцким имели место, но различия их точек зрения имели тактический, а не стратегический характер. Троцкий выступал за мирные переговоры, но не хотел принимать мир на новых условиях немцев. Мог ли Троцкий выступить в таком случае против принятия условий? Мог. Но он не сделал этого. В противном случае это означало бы конец линии Ленина на принятие германских условий и, скорее всего, его отставку. Троцкий справедливо отбросил свою борьбу против новых условий и в решающий момент фактически позволил Ленину получить большинство. В протоколах говорится так:
Тов. Троцкий' мотивирует свое воздержание тем, что необходимо было найти выход из создавшегося положения; единственным выходом было не препятствовать созданию большинства для получения единой линии
Ст. 253 протоколов.
Троцкий хорошо знал, что если бы он подписал мирный договор раньше, Советская республика могла бы получить менее жёсткие условия. В этом случае, однако, германский империализм не был бы полностью разоблачён, а миф о большевистском попустительстве ему не был бы так эффективно дискредитирован. Нет никаких сомнений, что санкционированная ЦК “политическая демонстрация” сыграла одну из решающих ролей в крахе Германского империализма. Германская и Австро-Венгерская империи продержались девять месяцев после Брест-Литовского мира, до ноября 1918 года, но пропаганда, которую вёл Троцкий на мирных переговорах, сыграла значительную роль в их разоблачении перед собственным народом.
Прежде всего следует подчеркнуть, что, несмотря на их тактические разногласия и Ленин, и Троцкий видели внешнюю политику Советской республики подчиненной потребностям международной рабочей революции. Этот момент требует особого внимания, поскольку в последующие годы Сталин изображал политику Ленина как политику мирного сосуществования с капиталистическим миром.
Одним из последствий Брест-Литовского спора было его влияние на положение различных большевистских лидеров. Ленин выступил с огромным моральным авторитетом. Зиновьев, выступавший, по словам Ленина, в октябре как "штрейкбрехер", в какой-то степени реабилитировался, решительно выступив на стороне Ленина. Троцкий, с другой стороны, пережил некоторое затмение. Но это было только временно. Его положение было вторым после Ленина, и вскоре ему предстояло достичь новых высот как организатору и руководителю Красной Армии.
Остаётся добавить маленькую деталь. Во время решающего обсуждения Сталин попытался отмежеваться от большинства своей позиции. Он заявил:
"Можно не подписывать, но начать мирные переговоры. Требования разоружения советских войск внутри России кет; немцы провоцируют нас на то, чтобы мы отказались." (Протоколы ст. 248)
Ленин поспешил немедленно подавить это шатание в своих рядах:
Сталин не прав, когда он говорит, что можно не подписать. Эти условия надо подписать. Если вы их не подпишете, то вы подпишете смертный приговор советской власти через 3 недели. (Протоколы ст. 249)
Сталин не стал возражать и справедливо переключился на критику Бухарина.
Итак, В.И. Ленин добился своего. За его позицию немедленного принятия германских условий было подано 7 голосов (Ленин, Стасова, Зиновьев, Свердлов, Сталин, Сокольников и Смилга).
Подсчитано, что по этому договору Россия потеряла территории и ресурсы примерно следующим образом: 1 267 000 квадратных км с населением более 62 миллионов человек, или четверть её территории и 44 процента её населения; треть её урожая и 27 процентов её государственного дохода; 80 процентов её сахарных заводов; 73 процента её железа и 75 процентов её угля. Из 16 000 промышленных предприятий 9 000 располагались на утраченных территориях.
Немедленно после этого заседания Бухарин, Урицкий, Ломов, Бубнов, Яковлева, Пятаков и Смирнов заявили, что они "уходят в отставку со всех ответственных партийных и советских постов и сохраняют за собой полную свободу агитации как внутри партии, так и вне её за то, что мы считаем единственным правильные позиции". Сталин поставил "вопрос о том, не означает ли выход из ЦК на практике выхода из партии". Ленин поспешил избежать кровопролития. Он указал, что "выход из ЦК не означает выхода из партии".
Однако дебаты в партии завершились специально созванным VII съездом 6–8 марта. За день до его открытия появилась новая ежедневная газета "Коммунист", орган Петербургского комитета и Петербургского обкома РСДРП. Его редактировали Бухарин, Радек и Урицкий при содействии ряда видных партийных деятелей: Бубнова, Ломова, Покровского, Преображенского, Пятакова, Коллонтай, Инессы Арманд и других. Список имен дает некоторое представление о силе и качестве "Коммуниста".
После ожесточённых прений VII съезд постановил поддержать политику Ленина 30 голосами против 12 при 4 воздержавшихся. Этой линии либо сразу, либо через некоторое время последовали местные партийные организации.
К 7 марта Петроградская партийная конференция приняла резолюцию, осуждающую левых коммунистов и призывающую их прекратить "самостоятельное организационное существование". В результате этого постановления "Коммунист" вскоре был вынужден прекратить издаваться в Петрограде и был переведен в Москву, где вновь появился в апреле под эгидой Московского областного бюро. 15 мая Ленин смог завоевать опорный пункт левых коммунистов — Московскую область; после прений с Ломовым на партийной конференции его линия была принята 42 голосами против 9.
Кое-где продолжали преобладать левые коммунисты. Так, в Иваново-Вознесенске районная партийная конференция, состоявшаяся 10 мая, заслушав доклад Бухарина, проголосовала за политику Бухарина 12 голосами против 9 при 4 воздержавшихся.
Окончательная ратификация договора состоялась на IV съезде Советов 15 марта 1918 г. 748 голосами против 261 при 115 воздержавшихся. Среди последних было 64 левых коммуниста.
С этого момента левые коммунисты замолчали по вопросу о войне (хотя, как мы увидим дальше, они продолжали выступать против политики Ленина в другой области — экономической). Но тем громче и нетерпеливее выражали свое несогласие с политикой мира левые эсеры. Сразу после ратификации мира они вышли из Совнаркома и прошли всю дорогу вплоть до контрреволюционного выступления 6 июля.
Сила Ленина в судьбоносные дни войны и мира заключалась в его строгой бескомпромиссной принципиальности в сочетании с готовностью приспосабливать свою тактику к меняющимся объективным обстоятельствам.
Полностью сознавая необходимость отступления перед империалистическим давлением, он настаивал на необходимости придерживаться интернационалистического принципа подчинения всего, в том числе и судьбы России, потребностям мировой революции. Выступая на VII съезде партии за немедленную ратификацию мирного договора, он ни на минуту не снижал международных взглядов на революцию.
"С всемирно-исторической точки зрения несомненно не было бы никакой надежды на окончательную победу нашей революции, если бы она осталась одна, если бы не было революционных движений в других странах. Когда большевистская партия бралась за дело одна, она делала это в твёрдом убеждении, что революция назревает во всех странах."
"…это абсолютная правда, что без немецкой революции мы обречены."
Несмотря на жесткость предпринятых им шагов, Ленин ни на минуту не пытался пускать пыль в глаза рабочим. Наоборот, им нужно было сказать правду, какой бы неаппетитной она ни была. Он всегда придерживался того правила, что любое маневрирование, подменяющее реальную борьбу, может разрушить революционный дух масс. При всех изменениях направления, навязываемых революционным вождям, они никогда не должны скрывать от рабочих основную истину. Как говорил Троцкий:
Суть дела в том, что Ленин подошел к брест-литовской капитуляции с той же неиссякаемой революционной энергией, которая обеспечила победу партии в октябре. Именно это присущее и как бы органическое сочетание Октября и Брест-Литовска, гигантского размаха с отвагой и осмотрительностью, смелости и предусмотрительности и дает меру ленинского метода и его силы.
Принципиальная политика в сочетании с беспощадно ясным реализмом были решающими чертами поведения Ленина во время Брестского дела. Он вышел с огромным моральным авторитетом из этой полемики. Ленин на основе невероятного демократизма внутреннего режима доказал партии, что компромисс есть лишь подчиненная функция классовой борьбы. Что решающее значение для революции - выжить во чтобы то ни стало, чтобы завтра нанести кайзеру сокрушительное поражение. Путем Брестского мира Ленин и Троцкий посеяли зёрна, которые проросли в Германии. Да, империализм кайзера получил урон на поле битвы 8 августа 1918 года, но именно решительная позиция большевиков в начале 1918 года стала условием формирования в Германии массового антивоенного движения, которое обрушило монархию Гогенцоллернов за одну неделю.
Смелость ленинских убеждений позволила ему бросить вызов преобладающим настроениям в партии. Его необычайная сила убеждения позволила ему, наконец, изменить мнение партии. В этом состоит один из главных уроков Ленина в политике вокруг Брестского мира для современных марксистов.
Дата публикации: 4 мая 2023 г.